Пегас и музы ка
Комнату окутывали сумерки, густые, словно мёд. Казалось, мысли вязнут в них как мухи. Я сидела за столом, закутавшись старый клетчатый плед, и безуспешно пыталась срифмовать хотя бы пару строк. Обычно я не вымучивала стихи, а ждала, когда они сами запросятся на бумагу. Но сегодня был особый случай. Завтра школе, где я работала библиотекарем, исполнялось семьдесят пять лет. Вот директриса и попросила сочинить что-нибудь к празднику. А в голове как назло крутились одни лишь банальные рифмы типа «учителей – юбилей». Осталось ещё написать «поздравляю – желаю» и будет «шыдевр». Я невесело усмехнулась и, смяв очередной листок блокнота, швырнула его через всю комнату, надеясь угодить в плетеную корзину, около которой уже валялись с десяток бумажных комков. Я решительно выключила настольную лампу, и, откинувшись в кресле, прикрыла глаза, чтоб отрешиться от этой реальности и окунуться в параллельный мир, где обитают образы и рифмы. Сначала меня отвлекали звуки, шелест шин за окном и редкая дробь капель падающих в кухонную раковину. Но потом всё стало потихоньку затихать, как будто кто-то медленно поворачивал ручку громкости у старого приёмника. И наконец, совсем затихли. Будто умерли.
Я открыла глаза и обнаружила себя стоящей посреди пустыни. Половина солнца спряталась за горизонт. Не только небо, но и песок под ногами окрасился алым, словно пропитался кровью. Кровью тех, кто проходил здесь до меня. Ночная сорочка липнет к телу. Босые ноги вязнут как в болоте. Идти тяжело. Но надо. Очень надо. Надо найти воду.
Не раз я слышала журчание похожее на звон хрустальных колокольчиков, не однократно видела струящиеся водопады, окаймленные густой тропической растительностью. Но стоило мне подойти вплотную – и оазис оборачивался миражом. Теперь уже не вериться, что в этой пустыне найдётся хоть капля воды. Хочется остановиться или повернуть назад, но тело перестало подчиняться разуму. Будто к ногам привязаны не видимые нити, и кто-то дёргает за них.
Я по инерции иду вперед и вдруг оказываюсь на окраине села. На чернильном небе не было ни облачка. Луна застыла над соломенными кровлями. А звезды выглядели неправдоподобно яркими и крупными. Таких в мегаполисе не увидишь.
Где-то рядом скрипнула калитка, послышался тяжёлый топот. Я поежилась и почему-то юркнула в кусты, густо разросшиеся у ближайшего забора. Грузный человек в расшитом золотом камзоле и ботфортах, переваливаясь, как медведь, прошёл мимо. Остановился, чтоб поправить на плече туго набитый мешок, и тут до нас донеслись цокот копыт и чьи-то осторожные шаги. Навстречу Медведю шел сухопарый высокий старик, ведя под уздцы густо-чёрную лошадь. Вот старик поравнялся с кустами, и я увидела, что конь у него гнедой, а не вороной как мне издали показалось.
Стоял конь практически неподвижно. Но в самой этой неподвижности чувствовалось напряжение взведённого курка. Он навострил уши и повернул в мою сторону голову. Должно быть, уловил какой-то шорох...
Конь смотрел на меня очень долго и пристально. Словно взгляд его проникал сквозь кустарник. И глаза у него были совсем человеческие. Пронзительно голубые. Такие же у моего «единственного и неповторимого». Я смущенно перевожу взгляд на лицо старика. Загорелое и обветренное, оно резко выделяется на фоне полностью седых, стянутых в хвостик волос. Костюм выдаёт в нём цыгана.
«Сколько за коня, старик?» - спросил Медведь. «А сколько дашь?» - прищурился цыган. Толстяк что-то ответил неразборчиво.
Я подалась вперёд и обнаружила, что сижу на узкой и жесткой скамье, в первом ряду дощатого амфитеатра. Заросшую травой арену опоясывал высокий частокол. Гнедой прижался боком к заграждению. Рядом топтался Медведь, безуспешно пытаясь забраться в седло. Ему удалось взгромоздиться на лошадь лишь с помощью невесть откуда появившегося щуплого паренька в залатанной рубахе, судя по всему слуги. Медведь пошевелил поводья. Конь не шелохнулся. Тогда толстяк что было сил огрел его прутом. Конь взвился на дыбы, и незадачливый наездник шмякнулся о землю. Ругаясь и потирая ушибленные места, Медведь захромал прочь. А цыган взял лошадь и направился в другую сторону.
Я бросилась наперерез: «Продайте мне коня». Старик молчал, но двигался, ждал чего-то. Впрочем, понятно чего. Денег. Только у меня их не было. «А это подойдёт?» - срываю с шеи массивное золотое колье в виде переплётенных змей. Откуда оно появилось? Ведь на ночь я всегда снимаю украшения. И вообще не ношу золото. Хотя какая разница? Это ведь сон.
Старик улыбнулся, морщины у глаз обозначились резче. Он словно растворился в воздухе, а я приблизилась к коню и протянула ему горстку мелкого солёного печенья. Гнедой уткнул морду в ладонь, мягкие губы щекотали кожу, я ощущала тёплое дыхание. А через миг уже была в седле. Конь легко перескочил через забор, и очутился на извилистой лесной тропе.
Её пересекали тени от стволов, а сквозь поредевшие красно-желтые кроны были видны заплатки голубого неба. Гнедой шагал неторопливо и размеренно. Поводья выскользнули у меня из рук. Кажется, я начала задремывать и не заметила, как выбралась из леса.
Очертания гор таяли в клубящемся тумане. Огромный ноздреватый валун, преграждавший путь, вдруг вспыхнул синим пламенем. Когда глаза привыкли к свету, я разглядела, вырезанную на камне надпись, хорошо знакомую по старым сказкам: «Направо пойдёшь – коня потеряешь, налево пойдёшь – голову потеряешь, прямо пойдёшь... Не успеваю дочитать. Гнедой вдруг срывается с места, резко беря вправо.
«Стой! А ну стой!» - кричу я, пытаясь подхватить поводья. Безуспешно. Конь несётся всё быстрее и быстрее. Можно подумать, что за нами гонится стая голодных волков. Или отряд воинственно настроенных индейцев. Любопытно оглянуться, но боюсь, не удержусь в седле. Да и вряд ли что-то разгляжу в таком тумане. Наклоняюсь вперед, прижимаясь щекой к шее скакуна. Чувствую, как вздулись вены и напряглись его мышцы.
Конь постепенно замедляет шаг и останавливается, прерывисто дыша. Спрыгиваю на землю. Под ногами влажный и холодный камень. Мы стоим на вершине скалы, совсем плоской как стол. Здесь гуляет ветер, разрывая в клочья облака, а из прорех сыплется противный мелкий дождь. Зато туман рассеялся и воздух свеж.
Она выскакивает из-за валуна внезапно. Львица с крыльями и женской головой. Густо подведенные глаза с роскошными ресницами мерцают плотоядным блеском. Хвост, длинный и толстый, как удав, мечется по камням. Сфинкс на мгновенье прижимается к земле и прыгает. Инстинктивно шарахаюсь в сторону и проваливаюсь в звенящую пустоту. Живот на миг сжимает судорогой. Раскидываю руки в стороны, пытаясь схватиться за воздух. Он с силой отталкивает ладони. А земля все ближе... Вниз я не смотрю, но знаю: подо мной бушует пламя. Его жадные трепещущие языки вот-вот коснутся моих ног. Но откуда-то сбоку выныривает синеглазый Пегас. И мы летим туда, где бьёт среди камней прозрачный освежающий родник. Его журчанье становилось всё отчетливей и громче, постепенно делаясь похожим не на звук природы, а на мой собственный дверной звонок.
Потом раздались звуки открываемой ключом двери и поспешных шагов. Вспыхнувший свет ослепил меня, я не сразу разглядела вошедшего в комнату мужа. А потом меня как и при первой встрече словно затянули его синие глаза, но я поспешно перевела взгляд на стенные часы. Полседьмого утра.
– Ой, прости, я позабыла тебя встретить…
Он махнул рукой:
– Послушай лучше, что я в самолёте сочинил…
Он сбросил куртку на диван и расчехлил гитару. Озорная и одновременно нежная мелодия заполнила собою всё пространство, развеяв липкий сумеречный плен. И на бумагу сами выплеснулись строки:
http://dreamworlds.ru/tvorchestvo/stihi/86970-osenniy-vals.html
Статья взята с: http://dreamworlds.ru
